Они всегда были в моих воспоминаниях: клюющие траву на семейных участках и скачущие по тротуарам, парящие под потолками торговых центров, гнездящиеся в светильниках продуктовых магазинов.
Домовые воробьи были первыми птицами, которых я когда-либо видел. Возможно, это верно и для вас. Как только мы встретились, я научился пренебрегать и не уважать их. Однако их трудно полностью игнорировать. Дерзкие, ворчливые и социальные, обычные домовые воробьи — постоянные спутники в уличных кафе и подземных парковках, которых воспринимают как должное, возможно, из-за их выносливости в самых стерильных и навязчивых человеческих средах.
Давным-давно — по некоторым данным, 11 000 лет назад, воробьи приспособились к беспорядочным привычкам растущих человеческих поселений. Они собирались на окраинах наших ферм и даже изменили свои пищеварительные системы, чтобы усваивать зерно, которое выращивали люди. С тех пор это любовь-ненависть.
Каждые долгие отношения накапливают предположения, и наше неохотное отношение к воробьям не исключение. Некоторые из этих предположений, конечно, неверны. Вот несколько распространенных мифов об этой распространенной птице.
Да и нет. Чтобы понять мир воробьев, начнем с различения passer domesticus (самого распространенного старосветского воробья, известного как домовый воробей) от других видов и от новосветских воробьев, которые на самом деле вовсе не воробьи (к этому мы еще вернемся).
Обычный домовый воробей действительно стал частью жизни на всех континентах, кроме Антарктиды, это правда. Счета их происхождения различаются, но, кажется, это было на Ближнем Востоке, затем в Северной Африке, а затем в мире.
Обычный домовый воробей стал частью жизни на всех континентах, кроме Антарктиды.
Воробьи когда-то были настолько обычными, что их используют символически в Нагорной проповеди Иисуса: «Не пять ли воробьев продаются за два медных гроша? И ни один из них не забыт у Бога».
Однако в последние десятилетия, наряду с другими птицами, они резко сократились, по некоторым данным, на 80 процентов. Их отсутствие особенно заметно в Северной Британии и в Индии, где ученые учредили Всемирный день воробья для повышения осведомленности.
Здесь, на острове Черепахи (Северная Америка), резкое сокращение численности домовых воробьев не вызвало такого беспокойства, главным образом потому, что они появились здесь совсем недавно (они здесь менее 200 лет) и конкурируют с местными популяциями птиц, в частности синими птицами, фиолетовыми ласточками и их сородичами, новосветскими воробьями.
Когда речь идет о численности или неудобствах, связанных с воробьями, место и перспектива значат все.
(Кстати, "неудобство" — хорошее название для группы, хотя на самом деле стая воробьев — это "хозяин").
Существует распространенное мнение, что нью-йоркский светский человек и эксцентрик-денди Юджин Шиффелин завез как домовых воробьев, так и скворцов на этот континент, чтобы привезти всех птиц, упомянутых у Шекспира, на наши берега. Это живописно, но неправда. Хотя он был частью движения по акклиматизации иностранных птиц и растений на этой земле и действительно привез домовых воробьев в Нью-Йорк, он не был первым. Домовые воробьи впервые были завезены в Нью-Йорк в 1848 году стоматологом из Бруклина Сэлмоном Скиннером для борьбы с насекомыми, но не выжили, как и последующие партии до 1852 года, когда Николас Пайк из Бруклинского института преуспел там, где другие потерпели неудачу. Хотя Шиффелин привез своих собственных домовых воробьев несколькими годами позже, нет никаких доказательств того, что его вдохновил Барс — это упоминание появилось почти 100 лет спустя в неподтвержденном заявлении о роли Шиффелина в выпуске европейских скворцов, сделанном натуралистом Эдвином Уэйем Тилом.
Но вернемся к воробьям. Новейшая дикая природа Нью-Йорка стала гвоздем программы. В своих ярких рассказах о старосветских воробьях в старом Нью-Йорке блогер Пегги Гаван делится сведениями об красочных жилищах, приготовленных для птиц в парках города, огромных птичьих домах и гостиницах.
Эти дорогие дома имели деревянные таблички с надписями «Отель воробьев», «Павильон воробьев» и «Китайская пагода воробьев». Вскоре на верхушках деревьев появилась целая деревня, включая «Воробьиная докторская», «Воробьиный ресторан» и «Воробьиная станция». Хотя птицы частенько бывали во всех парках города, казалось, что своей штаб-квартирой они сделали Юнион-Сквер. — Пегги Гаван, 1853: Английские домовые воробьи, которые поселились в домах и гостиницах на Манхэттене.
Цифровая коллекция Нью-Йоркской публичной библиотеки. Гаван передает отчаяние в Нью-Йорке 1850-х годов из-за нашествия гусениц деревьев, что вдохновило на импорт воробьев для их поедания: «Парки были заражены крошечными червями, которые не только пожирали листья деревьев и кустарников, но и имели неприятную привычку свисать с веток и заползать в воротники людей».
Никто не знает, что вызвало нашествие американской пяденицы, которая вызвала все эти проблемы. Теперь ясно, что это насекомое является родным для этого континента, иногда известно своей чрезмерной активностью, но в конечном итоге не таким вредным, как птицы, привезенные для его уничтожения.
Воробьи довольно эффективно справлялись с гусеницами. Здесь-то и началась проблема. Они были плодовитыми размножателями и падальщиками, конкурировали с местными птицами за еду и гнезда и колонизировали всю материковую часть Северной Америки всего через 50 лет после своего прибытия, но никогда больше не повторяли свою раннюю победу. Фактически, вскоре после этого появился новый враг-гусеница, и — возможно, из-за того, что она была такая колючая и волосатая — она им просто не понравилась.
К 1870-м годам орнитолог Эллиот Коуз поднял тревогу о негативных последствиях домовых воробьев. Коуз противостоял Томасу Майо Брюэру, который решительно защищал честь птиц. У Брюэра было много сторонников среди литературной элиты: поэты и философы, такие как Уильям Каллен Брайант и Генри Уорд Бичер, восхваляли героизм старосветского воробья против нашествия гусениц, проводя неприятные и расистские сравнения с ползающими тварями и, ну, я позволю вам самим решить:
Крылатый поселенец занял свое место С тевтонами и людьми кельтской расы; Он последовал их пути в наше полушарие Старосветский воробей наконец-то здесь.
…Легион насекомых, которые жалят наши фрукты И объедают листья с растущих побегов, Ползучее, скрытное, прожорливое племя… — «Старосветский воробей, Уильям Каллен Брайант, 1869
(Несмотря на то, что гусеницы принадлежали этому месту, а новоприбывшие воробьи — нет, коренные жители были изображены как плохие парни. Боже, что мне это напоминает...)
Есть много вещей, которыми можно восхищаться в этих адаптивных созданиях, и, конечно, это не их вина, что они здесь. Тем не менее, их влияние на местных птиц может быть разрушительным, особенно на американских синехвостов и других мелких птиц, обитающих в полостях. Домовые воробьи агрессивны в своих гнездовых привычках, способны запугивать и даже убивать взрослых и детенышей птиц, если хотят занять место. Они также конкурируют с местными птицами за насекомых и семена.
На моем обычном участке мне пока повезло, и у меня нет гнезд домовых воробьев, хотя сами воробьи есть. Разнообразие диких местных птиц, которые у нас обитают, кажется, чувствует себя нормально. Но мы живем в пригороде, и я никогда не видел здесь ни одного синего птица. Друзья и знакомые, выращивающие синих птиц, постоянно сражаются с воробьями. Существует множество средств отпугивания и одно верное решение: убить их.
Это не первый раз, когда воробьи были охотятся как вредители. На них даже объявляли награды, в последний раз в Китае при Мао Цзэдуне, где местный полевой воробей рассматривался как угроза сельскому хозяйству. Фермерам платили за количество принесенных воробьиных голов, и целью было полное уничтожение. Это называлось Кампанией против четырех вредителей и привело к уничтожению 1 миллиарда воробьев. Это также было экологической катастрофой, вызвавшей рост численности насекомых без их естественных хищников.
На моем континенте мы не проводим кампаний по истреблению, хотя домовый воробей не защищен ни одним федеральным или государственным законом, что означает, что люди могут сами решать проблему. Мне нет необходимости вмешиваться или создавать насилие в своем дворе, но мне трудно судить тех, кто принимает меры для защиты находящихся под угрозой местных видов.
Когда поселенцы прибыли в так называемый Новый Свет, они начали называть птиц. Любые маленькие коричневые птицы, сидящие на ветках, могли быть названы воробьями. Поэтому сегодня у нас есть певчий воробей, полевой воробей, чирикающий воробей и так далее — все птицы, родные для острова Черепахи.
Фактически, так называемые новосветские воробьи принадлежат к другой семье, чем их двойники старосветские воробьи. Члены семейства Emberizidae, как правило, имеют более мелодичные песни и другие отметины, такие как полосатые груди, нарядные полосатые короны и т. д. Из всех чудесных видов в настоящее время я больше всего влюблен в певчего воробья, отчасти потому, что этим летом наш двор был украшен парой или двумя из них, и я слышу, как они поют среди деревьев, и вижу, как они смело скачут по траве и почве в поисках пищи. Их песня немного напоминает песню краснокрылого дрозда. Забавно застать их за пением, когда они запрокидывают голову и поют, как джазовая певица.
Певчие воробьи оказываются победителями климата, выносливыми в различных местах обитания по всему континенту благодаря уникальной адаптации: изменчивости размеров тела. Меня, конечно, радует видеть их в моем дворе, справляющихся с обычной смесью домовых воробьев и скворцов. Они не так пугливы, как другие птицы, которых я встречал, так что, возможно, однажды наши города будут полны этих нахальных местных воробьев.
Сможете назвать эту птицу? Одной из моих ранних амбиций как натуралиста было узнать своих воробьев — не только домового воробья, но и всех местных птиц, которых мы называем воробьями. Никто из них не является броской птицей, хотя я могу поручиться за их яркие личности.
Я стремился не только идентифицировать виды, но и узнавать птиц как, ну, личностей. Я еще не достиг этой цели, даже отдаленно. Я застрял на уровне видов.
Птицы многих видов сокращаются по всему миру, так что, кажется, мы обязаны их знать, если не поименно, то хотя бы по обычному названию. Мы не можем действовать, если даже не знаем, что происходит.
Предания и литература о воробьях на протяжении многих лет подчеркивали их обыденность и особенность одновременно. Сам Шекспир, однажды обвиненный в импорте домового воробья, сказал, что «есть особое провидение в падении воробья».
Когда вид, столь агрессивный на этом континенте, приближается к статусу исчезающего в местах, где он является родным, это особое провидение зависит от нас. Как мы способствовали этому, как мы продолжаем это и что мы можем сделать, чтобы уменьшить вред? Это не легкие вопросы, особенно сейчас, когда мы под давлением, и время кажется уходящим. Поистине «время сошло с оси» (Гамлет).
Тем не менее, как это исправить? Я еще не нашел ответа, но тем временем стараюсь узнать своих воробьев.
